Затранскрибируйте текст. Найдите происходящие в нем фонетические процессы:
1. Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было спокойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным, соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь о борта судов, о берег… Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день.
2. Когда грузчики, бросив работать, рассыпались по гавани шумными группами, покупая себе у торговок разную снедь и усаживаясь обедать тут же, на мостовой, в тенистых уголках, - появился Гришка Челкаш. Он был бос, в старых, вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом.
3. Он радовался, что завтра уедет туда, в большой город, где остались его друзья и дорогие его сердцу люди. Большой город притягивал своей мощью, жизненностью, суетой непрерывных человеческих потоков, грохотом трамваев и криком сирен автомобилей.
4. А главное, тянуло в огромные каменные корпуса, закопченные цехи, к машинам, к тихому шороху шкивов. Тянуло туда, где в стремительном разбеге кружились великаны-маховики и пахло машинным маслом, к тому, с чем сроднился.
5. В июльские вечера и ночи уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балочках соловьи, не пахнет цветами, но степь все еще прекрасна и полна жизни. Едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, все прощено, и степь легко вздыхает широкой грудью.
6. Как будто от того, что траве не видно в потеках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня, какой не бывает днем; треск, подсвистыванье, царапанье, степные басы, тенора и дисканты – все мешается в непрерывный, монотонный гул, под который хорошо вспоминать и грустить.
7. Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома.
8. Но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись, и, сомкнувшись, в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов.
9. Лёд трогается каждую весну, но тем не менее ледоход всегда составляет заметное событие. Заслышав крики, вы, если живёте в городе, бежите к мосту, причем на лице у вас такое серьезное выражение, как будто на мосту совершается убийство или дневной грабёж.
10. Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех русских Калебов, рыцарей лакейской, без страха и упрёка, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.
11. Птицы что-то склевывают с травинок, с лопушков, с поспевающих земляничинок, оказавшихся жертвою муравьиных нашествий, куда-то улетают, сейчас же возвращаются, и так будет до самой темноты, а с рассветом все начнется сызнова и будет продолжаться до тех пор, пока оперившиеся их питомцы не станут на собственное крыло.
12. Молодые колхозные быки, ставши волами, не утратили «индивидуальных» качеств, но вместе с тем в непостижимо малый срок обрели общие черты, пожалуй, единственно возможные и в высшей степени целесообразные в их положении, каковые с предельной точностью можно было бы выразить двумя словами: лень и упрямство.
13. Матерью рек русских издавна называли люди Волгу. Из-под сруба старинной часовенки близ деревеньки Волгино-Верховье вытекает неприметный ручеек, через который перекинут бревенчатый мостик. Проделав путь в три тысячи шестьсот восемьдесят восемь километров, Волга приходит к Каспийскому морю.
14. С крыш уже на солнце стаивали последние капели, в палисаднике на деревьях надувались почки, на дворе была сухая дорожка, и около крыльца между камнями зеленелась мшистая травка. Был тот особенный период весны, который сильнее всего действует на душу человека.
15. Вид был очень недурен. Равнодушно не мог выстоять на балконе никакой гость и посетитель. У него от волнения захватывало в груди, и он мог только произнести: «Господи, как здесь просторно!» Пространства открывались без конца.
16. За лесами, сквозь мглистый воздух, желтели пески. За песками лежали гребнем на отдаленном небосклоне меловые горы, блиставшие ослепительной белизной даже и в ненастное время. Кое-где дымились по ним легкие туманно-сизые пятна. Это были отдаленные деревни, но их уже не мог рассмотреть человеческий глаз.
17. Впоследствии, когда мне удалось видеть много таких и подобных хранителей старой веры, и в народе и в интеллигенции, я понял, что это упорство – пассивность людей, которым некуда идти с того места, где они стоят, да и не хотят они никуда идти, ибо, крепко связанные путами старых слов, они остолбенели в этих словах.
18. Наконец я перебрался через болото, взобрался на маленький пригорок и теперь мог хорошо рассмотреть выглядывавшую из-за деревьев хату. Это даже была не хата, а именно сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была построена на сваях, вероятно, ввиду половодья, затопляющего весною весь Ириновский лес.
19. Что оперы, что романсы? Разве передадут они этот аромат вечно молодой весны и нежной тоски о проносящихся веках? Разве передадут они эту песнь народа, две тысячи лет сквозь всю ломку пронесшего с собой яркий образ прежней жизни. Разве можно выдумать такую песню?
20. Он увидел Зину в бланжевом жоржетовом платье и белой шапочке, взбегающую по ступеням. Она взбегала, прижав к бокам розовые локти, зажав сумку, – и когда он ее полуобнял, догнав, она обернулась с той нежной, матовой улыбкой, с той счастливой грустью в глазах, с которыми она встречала его наедине.
21. Упражняется ли милосердие в нашей жизни?.. Есть ли постоянная принуда для этого чувства? Часто ли мы получаем призыв к нему? Вспомнилось, как в детстве отец, когда проходили мимо нищих, всегда давал медяк и говорил: «Пойди, подай». И я, преодолевая страх, – нищенство нередко выглядело страшновато, – подавал.
22. Самые щедрые рассветы – в начале осени. Всем они раздают свои цвета, всех окрашивают в теплую утреннюю радость, одаривают остатками летнего тепла. Незвонкую медь – полям и лесам, раскаленное серебро – облакам, синь-хрусталь – рекам, алость – стае лебедей. Лебеди летят медленно. Может, им нравится, когда их перья окрашены в алый цвет восходящего солнца? А может, прощаются с Россией до весны?
23. На иных березках, обращенных к солнцу, появились сережки, золотые, чудесные, нерукотворные. На других только наклюнулись почки, на третьих раскрылись и уселись, как удивленные всему на свете, маленькие зеленые птички. И все это нам, людям, не просто почки, а мгновенья: пропусти – не вернутся. И только из множества множеств кто-то один счастливец, стоящий на очереди, осмелеет, протянет руку и успеет схватить.
24. Живым духом полнилась округа, леса, кусты, травы, листья. Залетали мухи, снова защелкали о стволы дерев и о камни железнолобые жуки и божьи коровки; бурундук умылся лапками на коряжине и беззаботно деранул куда-то; закричали всюду кедровики, костер наш, едва верескавший, воспрянул, щелкнул раз-другой, разбрасывая угли, и сам собою занялся огнем.
Фонема
1. Определите, какими фонемами различаются следующие слова. Выявите дифференциальные признаки, противопоставляющие эти фонемы как смыслоразличительные единицы:
Борт – порт, ваза – фаза, быль – пыль, коза – коса, долг – толк, жить – шить, грот – крот, сдал – стал.
Вол – вел, поток – потек, брат – брать, мел – мель, ложа – лежа, ваз – вяз, нов – новь, в зал – взял, раб – рябь, пуст – пусть.
Быть – бить, лыс – лис, мыл – мил, рысь – рис, сыт – сито, мышка – мишка, высок – висок, дыня – Дина, рады – ради, темы – теми, возы – вози.
Бор – гор, блина – длина, вал – зал, вол – зол, навожу – на возу, сом – сон, дом – Дон, сами – сани, кол – пол, куст – пуст, как – так, пост – тост.
2. Какие из следующих слов содержат одинаковые а) гласные и б) согласные фонемы:
а) шина, лето, мама, этот, быль, век, лук, доля, лен, якорь, люстра;
б) власть, крюк, его, рама, том, река, свет, мед, дело, семь, явь.
3. Укажите, какими признаками (отдельными фонемами, количеством фонем, порядком следования фонем) различаются пары слов:
Гайка – галька, куль – люк, удар – ударь, нос – нес, кот – ток, еж – нож, мода – меда, ель – лей, ешь – шей, боец – борец, лента – Лена, елка – полка.
4. Выявите сильные и слабые позиции гласных и согласных фонем:
Сад – сады – садовник – садовод – высадил, вода – воды – водяной – водянистый – водовоз, белый – белок – белить – белизна – беловатый, ряд – ряды – рядок – рядовой.
Дуб, глава, сказка, сугроб, мазь, полоска, нож, ров, бровь, просьба, посадка, испытать, сдать, расспросить, отступить, отбросить, спилить.
Потом из тьмы выступали еще разные фигуры, все странно растрепанные, всеполупьяные, крикливые, беспокойные...
Гавриле стало жутко. Ему захотелось, чтобы хозяин воротился скорее. Шум втрактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромноеживотное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепорвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю... Гаврилачувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, отчего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхомбегавшие по трактиру...
Пришел Челкаш, и они стали есть и пить, разговаривая. С третьей рюмкиГаврила опьянел. Ему стало весело и хотелось сказать что-нибудь приятноесвоему хозяину, который - славный человек! - так вкусно угостил его. Нослова, целыми волнами подливавшиеся ему к горлу, почему-то не сходили сязыка, вдруг отяжелевшего.
Челкаш смотрел на него и, насмешливо улыбаясь, говорил:
Наклюкался!.. Э-эх, тюря! с пяти рюмок!.. как работать-то будешь?..
Друг!.. - лепетал Гаврила. - Не бойсь! я тебе уважу!.. Дай поцелуютебя!.. а?..
Ну, ну!.. На, еще клюкни!
Гаврила пил и дошел наконец до того, что у него в глазах все сталоколебаться ровными, волнообразными движениями. Это было неприятно, и отэтого тошнило. Лицо у него сделалось глупо восторженное. Пытаясь сказатьчто-нибудь, он смешно шлепал губами и мычал. Челкаш, пристально поглядываяна него, точно вспоминал что-то, крутил свои усы и все улыбался хмуро.
А трактир ревел пьяным шумом. Рыжий матрос спал, облокотясь на стол.
Ну-ка, идем! - сказал Челкаш, вставая. Гаврила попробовал подняться, ноне смог и, крепко обругавшись, засмеялся бессмысленным смехом пьяного.
Развезло! - молвил Челкаш, снова усаживаясь против него на стул.
Гаврила все хохотал, тупыми глазами поглядывая на хозяина. И тот смотрелна него пристально, зорко и задумчиво. Он видел перед собою человека, жизнькоторого попала в его волчьи лапы. Он, Челкаш, чувствовал себя в силеповернуть ее и так и этак. Он мог разломать ее, как игральную карту, и могпомочь ей установиться в прочные крестьянские рамки. Чувствуя себягосподином другого, он думал о том, что этот парень никогда не изопьет такойчаши, какую судьба дала испить ему, Челкашу... И он завидовал и сожалел обэтой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее,представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его... И всечувства в конце концов слились у Челкаша в одно - нечто отеческое ихозяйственное. Малого было жалко, и малый был нужен. Тогда Челкаш взялГаврилу под мышки и, легонько толкая его сзади коленом, вывел на двортрактира, где сложил на землю в тень от поленницы дров, а сам сел около негои закурил трубку. Гаврила немного повозился, помычал и заснул
Сейчас! Уключина вот шатается, - можно разок вдарить веслом?
Ни-ни! Никакого шуму! Надави ее руками крепче, она и войдет себе наместо.
Оба они тихо возились с лодкой, привязанной к корме одной из целойфлотилии парусных барок, нагруженных дубовой клепкой, и больших турецкихфелюг, занятых пальмой, сандалом и толстыми кряжами кипариса.
Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, моребыло покойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматоми ласково звучало, плескаясь от борта судов о берег, чуть-чуть покачиваялодку Челкаша. На далекое пространство от берега с моря подымались темныеостовы судов, вонзая в небо острые мачты с разноцветными фонарями навершинах. Море отражало огни фонарей и было усеяно массой желтых пятен. Оникрасиво трепетали на его бархате, мягком, матово-черном. Море спалоздоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день.
Едем! - сказал Гаврила, спуская весла в воду.
Есть! - Челкаш сильным ударом руля вытолкнул лодку в полосу воды междубарками, она быстро поплыла по скользкой воде, и вода под ударами веселзагоралась голубоватым фосфорическим сиянием, - длинная лента его, мягкосверкая, вилась за кормой.
Ну, что голова? болит? - ласково спросил Челкаш.
Страсть!.. как чугун гудит... Намочу ее водой сейчас.
Зачем? Ты на-ко вот, нутро помочи, может, скорее очухаешься, - и онпротянул Гавриле бутылку.
Ой ли? Господи благослови!..
Послышалось тихое бульканье.
Эй ты! рад?.. Будет! - остановил его Челкаш. Лодка помчалась снова,бесшумно и легко вертясь среди судов... Вдруг она вырвалась из их толпы, иморе - бесконечное, могучее - развернулось перед ними, уходя в синюю даль,где из вод его вздымались в небо горы облаков - лилово-сизых, с желтымипуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской воды, и тех скучных,свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени. Облакаползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои цвета иформы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях,величественные и угрюмые... Что-то роковое было в этом медленном движениибездушных масс. Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и онивсегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой целью непозволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своихзолотых очей - разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждаявысокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск.
Хорошо море? - спросил Челкаш.
Ничего! Только боязно в нем, - ответил Гаврила, ровно и сильно ударяявеслами по воде. Вода чуть слышно звенела и плескалась под ударами длинныхвесел и все блестела теплым голубым светом фосфора.
Боязно! Экая дура!.. - насмешливо проворчал Челкаш.
Он, вор, любил море. Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления,никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободнойи мощной. И ему было обидно слышать такой ответ на вопрос о красоте того,что он любил. Сидя на корме, он резал рулем воду и смотрел вперед спокойно,полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади.
На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, - охватывая всюего душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любилвидеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизн2сегда теряют - первые - остроту, вторая - цену. По ночам над морем плавноносится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душучеловека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучиемечты...
А снасть-то где? - вдруг спросил Гаврила, беспокойно оглядывая лодку
Челкаш вздрогнул.
Снасть? Она у меня на корме.
Но ему стало обидно лгать пред этим мальчишкой, и ему было жаль тех дум ичувств, которые уничтожил этот парень своим вопросом. Он рассердился
Знакомое ему острое жжение в груди и у горла передернуло его, он внушительнои жестко сказал Гавриле:
Ты вот что - сидишь, ну и сиди! А не в свое дело носа не суй. Нанялитебя грести, и греби. А коли будешь языком трепать, будет плохо. Понял?..
На минуту лодка дрогнула и остановилась. Весла остались в воде, вспениваяее, и Гаврила беспокойно завозился на скамье.
Резкое ругательство потрясло воздух. Гаврила взмахнул веслами. Лодкаточно испугалась и пошла быстрыми, нервными толчками, с шумом разрезая воду.
Ровней!..
Челкаш привстал с кормы, не выпуская весла из рук и воткнув свои холодныеглаза в бледное лицо Гаврилы. Изогнувшийся наклоняясь вперед, он походил накошку, готовую прыгнуть. Слышно было злое скрипение зубов и робкоепощелкивание какими-то костяшками.
Кто кричит? - раздался с моря суровый окрик.
Ну, дьявол, греби же!.. тише!.. убью, собаку!.. Ну же, греби!.. Раз,два! Пикни только!.. Р-разорву!.. - шипел Челкаш.
Богородице... дево... - шептал Гаврила, дрожа и изнемогая от страха иусилий.
Лодка плавно повернулась и пошла назад к гавани, где огни фонарейстолпились в разноцветную группу и видны были стволы мачт.
Эй! кто орет? - донеслось снова.
Сам ты и орешь! - сказал он по направлению криков и затем обратился кГавриле, все еще шептавшему молитву:
Ну, брат, счастье твое! Кабы эти дьяволы погнались за нами - конецтебе. Чуешь? Я бы тебя сразу - к рыбам!..
Теперь, когда Челкаш говорил спокойно и даже добродушно, Гаврила, все ещедрожащий от страха, взмолился:
Слушай, отпусти ты меня! Христом прошу, отпусти! Высади куда-нибудь!Ай-ай-ай!.. Про-опал я совсем!.. Ну, вспомни бога, отпусти! Что я тебе? Немогу я этого!.. Не бывал я в таких делах... Первый раз... Господи! Пропадуведь я! Как ты это, брат, обошел меня? а? Грешно тебе!.. Душу ведь губишь!.
Ну, дела-а...
Какие дела? - сурово спросил Челкаш. - А? Ну, какие дела?
Его забавлял страх парня, и он наслаждался и страхом Гаврилы, и тем, чтовот какой он, Челкаш, грозный человек.
Темные дела, брат... Пусти для бога!.. Что я тебе?.. а?.. Милый...
Ну, молчи! Не нужен был бы, так я тебя не брал бы. Понял? - ну и молчи!
Господи! - вздохнул Гаврила
– Ну, ладно, ладно! Согласен? – уже мягче переспросил Челкаш.
– Я-то? Аида!.. с моим удовольствием! Говори цену.
– Цена у меня по работе. Какая работа будет. Какой улов, значит… Пятитку можешь получить. Понял?
Но теперь дело касалось денег, а тут крестьянин хотел быть точным и требовал той же точности от нанимателя. У парня вновь вспыхнуло недоверие и подозрительность.
– Это мне не рука, брат! Челкаш вошел в роль:
– Не толкуй, погоди! Идем в трактир!
И они пошли по улице рядом друг с другом, Челкаш – с важной миной хозяина, покручивая усы, парень – с выражением полной готовности подчиниться, но все-таки полный недоверия и боязни.
– А как тебя звать? – спросил Челкаш.
– Гаврилом! – ответил парень.
Когда они пришли в грязный и закоптелый трактир, Челкаш, подойдя к буфету, фамильярным тоном завсегдатая заказал бутылку водки, щей, поджарку из мяса, чаю и, перечислив требуемое, коротко бросил буфетчику:
«В долг все!» – на что буфетчик молча кивнул головой. Тут Гаврила сразу преисполнился уважения к своему хозяину, который, несмотря на свой вид жулика, пользуется такой известностью и доверием.
– Ну, вот мы теперь закусим и поговорим толком. Пока ты посиди, а я схожу кое-куда.
Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не русский.
Сзади его поместились две молдаванки; оборванные, черноволосые, загорелые, они тоже скрипели песню пьяными голосами.
Потом из тьмы выступали еще разные фигуры, все странно растрепанные, все полупьяные, крикливые, беспокойные…
Гавриле стало жутко. Ему захотелось, чтобы хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю… Гаврила чувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру…
Пришел Челкаш, и они стали есть и пить, разговаривая. С третьей рюмки Гаврила опьянел. Ему стало весело и хотелось сказать что-нибудь приятное своему хозяину, который – славный человек! – так вкусно угостил его. Но слова, целыми волнами подливавшиеся ему к горлу, почему-то не сходили с языка, вдруг отяжелевшего.
Челкаш смотрел на него и, насмешливо улыбаясь, говорил:
– Наклюкался!.. Э-эх, тюря! с пяти рюмок!.. как работать-то будешь?..
– Друг!.. – лепетал Гаврила. – Не бойсь! я тебе уважу!.. Дай поцелую тебя!.. а?..
– Ну, ну!.. На, еще клюкни!
Гаврила пил и дошел наконец до того, что у него в глазах все стало колебаться ровными, волнообразными движениями. Это было неприятно, и от этого тошнило. Лицо у него сделалось глупо восторженное. Пытаясь сказать что-нибудь, он смешно шлепал губами и мычал. Челкаш, пристально поглядывая на него, точно вспоминал что-то, крутил свои усы и все улыбался хмуро.
А трактир ревел пьяным шумом. Рыжий матрос спал, облокотясь на стол.
– Ну-ка, идем! – сказал Челкаш, вставая. Гаврила попробовал подняться, но не смог и, крепко обругавшись, засмеялся бессмысленным смехом пьяного.
– Развезло! – молвил Челкаш, снова усаживаясь против него на стул.
Гаврила все хохотал, тупыми глазами поглядывая на хозяина. И тот смотрел на него пристально, зорко и задумчиво. Он видел перед собою человека, жизнь которого попала в его волчьи лапы. Он, Челкаш, чувствовал себя в силе повернуть ее и так и этак. Он мог разломать ее, как игральную карту, и мог помочь ей установиться в прочные крестьянские рамки. Чувствуя себя господином другого, он думал о том, что этот парень никогда не изопьет такой чаши, какую судьба дала испить ему, Челкашу… И он завидовал и сожалел об этой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее, представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его… И все чувства в конце концов слились у Челкаша в одно – нечто отеческое и хозяйственное. Малого было жалко, и малый был нужен. Тогда Челкаш взял Гаврилу под мышки и, легонько толкая его сзади коленом, вывел на двор трактира, где сложил на землю в тень от поленницы дров, а сам сел около него и закурил трубку. Гаврила немного повозился, помычал и заснул.
– Сейчас! Уключина вот шатается, – можно разок вдарить веслом?
– Ни-ни! Никакого шуму! Надави ее руками крепче, она и войдет себе на место.
Оба они тихо возились с лодкой, привязанной к корме одной из целой флотилии парусных барок, нагруженных дубовой клепкой, и больших турецких фелюг, занятых пальмой, сандалом и толстыми кряжами кипариса.
Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было покойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь от борта судов о берег, чуть-чуть покачивая лодку Челкаша. На далекое пространство от берега с моря подымались темные остовы судов, вонзая в небо острые мачты с разноцветными фонарями на вершинах. Море отражало огни фонарей и было усеяно массой желтых пятен. Они красиво трепетали на его бархате, мягком, матово-черном. Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день.
– Едем! – сказал Гаврила, спуская весла в воду.
– Есть! – Челкаш сильным ударом руля вытолкнул лодку в полосу воды между барками, она быстро поплыла по скользкой воде, и вода под ударами весел загоралась голубоватым фосфорическим сиянием, – длинная лента его, мягко сверкая, вилась за кормой.
– Ну, что голова? болит? – ласково спросил Челкаш.
– Страсть!.. как чугун гудит… Намочу ее водой сейчас.
– Зачем? Ты на-ко вот, нутро помочи, может, скорее очухаешься, – и он протянул Гавриле бутылку.
– Ой ли? Господи благослови!..
Послышалось тихое бульканье.
– Эй ты! рад?.. Будет! – остановил его Челкаш. Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов… Вдруг она вырвалась из их толпы, и море – бесконечное, могучее – развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков – лилово-сизых, с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской воды, и тех скучных, свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени. Облака ползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои цвета и формы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях, величественные и угрюмые… Что-то роковое было в этом медленном движении бездушных масс. Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей – разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск.
– Хорошо море? – спросил Челкаш.
– Ничего! Только боязно в нем, – ответил Гаврила, ровно и сильно ударяя веслами по воде. Вода чуть слышно звенела и плескалась под ударами длинных весел и все блестела теплым голубым светом фосфора.
– Боязно! Экая дура!.. – насмешливо проворчал Челкаш.
Он, вор, любил море. Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободной и мощной. И ему было обидно слышать такой ответ на вопрос о красоте того, что он любил. Сидя на корме, он резал рулем воду и смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади.
Челкаш смотрел на него и, насмешливо улыбаясь, говорил:
– Наклюкался!.. Э-эх, тюря! с пяти рюмок!.. как работать-то будешь?..
– Друг!.. – лепетал Гаврила. – Не бойсь! я тебе уважу!.. Дай поцелую тебя!.. а?..
– Ну, ну!.. На, еще клюкни!
Гаврила пил и дошел наконец до того, что у него в глазах все стало колебаться ровными, волнообразными движениями. Это было неприятно, и от этого тошнило. Лицо у него сделалось глупо восторженное. Пытаясь сказать что-нибудь, он смешно шлепал губами и мычал. Челкаш, пристально поглядывая на него, точно вспоминал что-то, крутил свои усы и все улыбался хмуро.
А трактир ревел пьяным шумом. Рыжий матрос спал, облокотясь на стол.
– Ну-ка, идем! – сказал Челкаш, вставая. Гаврила попробовал подняться, но не смог и, крепко обругавшись, засмеялся бессмысленным смехом пьяного.
– Развезло! – молвил Челкаш, снова усаживаясь против него на стул.
Гаврила все хохотал, тупыми глазами поглядывая на хозяина. И тот смотрел на него пристально, зорко и задумчиво. Он видел перед собою человека, жизнь которого попала в его волчьи лапы. Он, Челкаш, чувствовал себя в силе повернуть ее и так и этак. Он мог разломать ее, как игральную карту, и мог помочь ей установиться в прочные крестьянские рамки. Чувствуя себя господином другого, он думал о том, что этот парень никогда не изопьет такой чаши, какую судьба дала испить ему, Челкашу… И он завидовал и сожалел об этой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее, представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его… И все чувства в конце концов слились у Челкаша в одно – нечто отеческое и хозяйственное. Малого было жалко, и малый был нужен. Тогда Челкаш взял Гаврилу под мышки и, легонько толкая его сзади коленом, вывел на двор трактира, где сложил на землю в тень от поленницы дров, а сам сел около него и закурил трубку. Гаврила немного повозился, помычал и заснул.
II
– Сейчас! Уключина вот шатается, – можно разок вдарить веслом?
– Ни-ни! Никакого шуму! Надави ее руками крепче, она и войдет себе на место.
Оба они тихо возились с лодкой, привязанной к корме одной из целой флотилии парусных барок, нагруженных дубовой клепкой, и больших турецких фелюг, занятых пальмой, сандалом и толстыми кряжами кипариса.
Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было покойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь от борта судов о берег, чуть-чуть покачивая лодку Челкаша. На далекое пространство от берега с моря подымались темные остовы судов, вонзая в небо острые мачты с разноцветными фонарями на вершинах. Море отражало огни фонарей и было усеяно массой желтых пятен. Они красиво трепетали на его бархате, мягком, матово-черном. Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день.
– Едем! – сказал Гаврила, спуская весла в воду.
– Есть! – Челкаш сильным ударом руля вытолкнул лодку в полосу воды между барками, она быстро поплыла по скользкой воде, и вода под ударами весел загоралась голубоватым фосфорическим сиянием, – длинная лента его, мягко сверкая, вилась за кормой.
– Ну, что голова? болит? – ласково спросил Челкаш.
– Страсть!.. как чугун гудит… Намочу ее водой сейчас.
– Зачем? Ты на-ко вот, нутро помочи, может, скорее очухаешься, – и он протянул Гавриле бутылку.
– Ой ли? Господи благослови!..
Послышалось тихое бульканье.
– Эй ты! рад?.. Будет! – остановил его Челкаш. Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов… Вдруг она вырвалась из их толпы, и море – бесконечное, могучее – развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков – лилово-сизых, с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской воды, и тех скучных, свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени. Облака ползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои цвета и формы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях, величественные и угрюмые… Что-то роковое было в этом медленном движении бездушных масс. Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей – разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск.
– Хорошо море? – спросил Челкаш.
– Ничего! Только боязно в нем, – ответил Гаврила, ровно и сильно ударяя веслами по воде. Вода чуть слышно звенела и плескалась под ударами длинных весел и все блестела теплым голубым светом фосфора.
– Боязно! Экая дура!.. – насмешливо проворчал Челкаш.
Он, вор, любил море. Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободной и мощной. И ему было обидно слышать такой ответ на вопрос о красоте того, что он любил. Сидя на корме, он резал рулем воду и смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади.
На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, – охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют – первые – остроту, вторая – цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты…
– А снасть-то где? – вдруг спросил Гаврила, беспокойно оглядывая лодку. Челкаш вздрогнул.
– Снасть? Она у меня на корме.
Но ему стало обидно лгать пред этим мальчишкой, и ему было жаль тех дум и чувств, которые уничтожил этот парень своим вопросом. Он рассердился. Знакомое ему острое жжение в груди и у горла передернуло его, он внушительно и жестко сказал Гавриле:
– Ты вот что – сидишь, ну и сиди! А не в свое дело носа не суй. Наняли тебя грести, и греби. А коли будешь языком трепать, будет плохо. Понял?..
На минуту лодка дрогнула и остановилась. Весла остались в воде, вспенивая ее, и Гаврила беспокойно завозился на скамье.
Резкое ругательство потрясло воздух. Гаврила взмахнул веслами. Лодка точно испугалась и пошла быстрыми, нервными толчками, с шумом разрезая воду.
– Ровней!..
Челкаш привстал с кормы, не выпуская весла из рук и воткнув свои холодные глаза в бледное лицо Гаврилы. Изогнувшийся наклоняясь вперед, он походил на кошку, готовую прыгнуть. Слышно было злое скрипение зубов и робкое пощелкивание какими-то костяшками.
– Кто кричит? – раздался с моря суровый окрик.
– Ну, дьявол, греби же!.. тише!.. убью, собаку!.. Ну же, греби!.. Раз, два! Пикни только!.. Р-разорву!.. – шипел Челкаш.
– Богородице… дево… – шептал Гаврила, дрожа и изнемогая от страха и усилий.
Лодка плавно повернулась и пошла назад к гавани, где огни фонарей столпились в разноцветную группу и видны были стволы мачт.
– Эй! кто орет? – донеслось снова.
– Сам ты и орешь! – сказал он по направлению криков и затем обратился к Гавриле, все еще шептавшему молитву:
– Ну, брат, счастье твое! Кабы эти дьяволы погнались за нами – конец тебе. Чуешь? Я бы тебя сразу – к рыбам!..
Теперь, когда Челкаш говорил спокойно и даже добродушно, Гаврила, все еще дрожащий от страха, взмолился:
– Слушай, отпусти ты меня! Христом прошу, отпусти! Высади куда-нибудь! Ай-ай-ай!.. Про-опал я совсем!.. Ну, вспомни бога, отпусти! Что я тебе? Не могу я этого!.. Не бывал я в таких делах… Первый раз… Господи! Пропаду ведь я! Как ты это, брат, обошел меня? а? Грешно тебе!.. Душу ведь губишь!.. Ну, дела-а…
– Какие дела? – сурово спросил Челкаш. – А? Ну, какие дела?
Его забавлял страх парня, и он наслаждался и страхом Гаврилы, и тем, что вот какой он, Челкаш, грозный человек.
– Темные дела, брат… Пусти для бога!.. Что я тебе?.. а?.. Милый…
– Ну, молчи! Не нужен был бы, так я тебя не брал бы. Понял? – ну и молчи!
– Господи! – вздохнул Гаврила.
– Ну-ну!.. куксись у меня! – оборвал его Челкаш. Но Гаврила теперь уже не мог удержаться и, тихо всхлипывая, плакал, сморкался, ерзал по лавке, но греб сильно, отчаянно. Лодка мчалась стрелой. Снова на дороге встали темные корпуса судов, и лодка потерялась в них, волчком вертясь в узких полосах воды между бортами.
– Эй ты! слушай! Буде спросит кто о чем – молчи, коли жив быть хочешь! Понял?
– Не ной! – внушительно шепнул Челкаш. Гаврила от этого шепота потерял способность соображать что-либо и помертвел, охваченный холодным предчувствием беды. Он машинально опускал весла в воду, откидывался назад, вынимал их, бросал снова и все время упорно смотрел на свои лапти.
Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен. Вот гавань… За ее гранитной стеной слышались людские голоса, плеск воды, песня и тонкие свистки.
– Стой! – шепнул Челкаш. – Бросай весла! Упирайся руками в стену! Тише, черт!..
Гаврила, цепляясь руками за скользкий камень, повел лодку вдоль стены. Лодка двигалась без шороха, скользя бортом по наросшей на камне слизи.
Вариант 1
Часть 1
Я слышал эти рассказы под Аккерманом , в Бессарабии, на морском берегу.
Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз и, лёжа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю.
Они шли, пели и смеялись; мужчины — бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки — весёлые, гибкие, с тёмно-синими глазами, тоже бронзовые. Их волосы, шелковые и чёрные, были распущены, ветер, тёплый и лёгкий, играя ими, звякал монетами, вплетёнными в них. Ветер тёк широкой, ровной волной, но иногда он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный порыв, развевал волосы женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся в о круг их голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили всё дальше от нас, а ночь и фант а зия одевали их всё прекраснее.
Кто-то играл на скрипке… девушка пела мягким контральто, слышался смех…
Воздух был пропитан острым запахом моря и жирными испарениями земли, незадолго до вечера обильно смоченной дождём. Ещё и теперь по небу бродили обрывки туч, пышные, странных очертаний и красок, тут — мягкие, как клубы дыма, сизые и пепельно-голубые, там — резкие, как обломки скал, матово-чёрные или к о ричневые. Между ними ласково блестели тёмно-голубые клочки неба, украшенные золотыми крапинками звёзд. Всё это — звуки и запахи, тучи и люди — было странно красиво и грустно, казалось началом чудной ска з ки. И всё как бы остановилось в своём росте, умирало; шум голосов гас, удаляясь, перерождался в печальные вздохи.
- Что ты не пошёл с ними? — кивнув головой, спросила старуха Изергиль .
Время согнуло её пополам, чёрные когда-то глаза были тусклы и слезились. Её сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями.
- Не хочу, — ответил я ей.
- У!., стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны… Боятся тебя наши девушки… А ведь ты молодой и сильный…
Луна взошла. Её диск был велик, кроваво-красен, она казалась вышедшей из недр этой степи, которая на своём веку так много поглотила человеческого мяса и выпила крови, отчего, наверное, и стала такой жирной и щедрой. На нас упали кружевные тени от листвы, я и старуха покрылись ими, как сетью. По степи, влево от нас, поплыли тени облаков, пропитанные голубым сиянием луны, они стали прозрачней и светлей.
- Смотри, вон идёт JIappa !
Я смотрел, куда старуха указывала своей дрожащей рукой с кривыми пальцами, и видел: там плыли тени, их было много, и одна из них, темней и гуще, чем другие, плыла быстрей и ниже сестёр, — она падала от клочка облака, которое плыло ближе к земле, чем другие, и скорее, чем они.
- Никого нет там! — сказал я.
- Ты слеп больше меня, старухи. Смотри — вон, тёмный, бежит степью!
Я посмотрел ещё и снова не видел ничего, кроме тени. (М.А. Горький, «Старуха Изергиль ». )
B1Назовите литературное направление, во второй половине XIX века уступившее место реализму и во з рождённое в ранней прозе М. Горького.
B2Укажите жанр, к которому принадлежит произведение М. Горького «Старуха Изергиль».
В3В начале фрагмента даётся описание группы молдаван, возвращавшихся с работы. Как называется средство характеристики персонажей, строящееся на описании их внешности?
B4Значительное место в приведённом фрагменте занимает описание вечерней природы. Каким термином обозначается такое описание?
B6Приведённый фрагмент открывает повествование. Как называется часть композиции произведения, знакомящая с обстановкой действия и предваряющая завязку?
В7К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИЛИНИЯ СОПОСТАВЛЕНИЯ
А) АркадэкА) гордый шляхтич, покоривший сердце Изергиль
Б) ЛарраБ) маленький турок, бежавший с Изергиль от отца
В) ДанкоВ) сын орла из легенды о наказанной гордыне
Г) легендарный герой, спасший своё племя от гибели
B8О ком из героев рассказа Максима Горького сказано: «сын орла и женщины», «он был ловок, хищен, силен, жесток и не встречался с людьми лицом к лицу», «У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел этого»?
B9 Кто из героев произведений М. Горького «разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце», горящее «факелом великой любви к людям»?
В10Укажите, какой новый тип героя ввел М. Горький в своих произведениях.
B11Что выполняет роль обрамления в ранних рассказах М. Горького?
B12Какой художественный прием использован писателем в следующем отрывке в выделенных предложениях? «Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было спокойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь о борта судов… Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день».
Часть 2
3 -B 2 4 .
Анна. Там пельмени мне оставила Квашня… возьми, поешь.
Клещ (подходя к ней). А ты — не будешь?
Анна. Не хочу… На что мне есть? Ты — работник… тебе — надо…
Клещ. Боишься? Не бойся… может, ещё…
Анна. Иди, кушай! Тяжело мне… видно, скоро уж…
Клещ (отходя). Ничего… может — встанешь… бывает! (Уходит в кухню.)
Актёр (громко, как бы вдруг проснувшись). Вчера, в лечебнице, доктор сказал мне: ваш, говорит, организм — совершенно отравлен алкоголем…
Сатин (улыбаясь). Органон…
Актёр (настойчиво). Не органон, а ор-га-ни-зм …
Сатин. Сикамбр …
Актёр (машет на него рукой). Э, вздор! Я говорю — серьёзно… да. Если организм — отравлен… значит — мне вредно мести пол… дышать пылью…
Сатин. Макробиотика … ха!
Бубнов. Ты чего бормочешь?
Сатин. Слова… А то ещё есть — транс-сцедентальный …
Бубнов . Это что?
Сатин. Не знаю… забыл…
Бубнов. А к чему говоришь?
Сатин. Так… Надоели мне, брат, все человеческие слова… все наши слова — надоели! Каждое из них слышал я… наверное, тысячу раз…
Актёр. В драме «Гамлет» говорится: «Слова, слова, слова!» Хорошая вещь… Я играл в ней могильщика…
Клещ (выходя из кухни). Ты с метлой играть скоро будешь?
Актё р. Не твоё дело (Ударяет себя в грудь рукой.) «Офелия! О… помяни меня в твоих молитвах!..»
За сценой, где-то далеко, — глухой шум, крики, свисток полицейского. Клещ садится за работу и скрипит по дпилком. (М.А. Горький, «На дне».)
B13Назовите литературное направление, основному принципу которого — исследованию сложной взаимосвязи характеров и сформировавших их социальных обстоятельств — следует М. Горький в пьесе «На дне».
B14 К какому роду литературы принадлежит произведение М. Горького?
B15Как называется элемент сюжета, характеризующий действующих лиц, их взаимоотношения и предшествующий завязке?
В16Установите соответствие между персонажами пьесы и обстоятельствами, которые привели их в ночлежку. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИОБСТОЯТЕЛЬСТВА
А) СатинА) служил в Казённой палате, за растрату денег попал в тюрьму, затем оказался в ночлежке
Б) БаронБ) был скорняком, владельцем мастерской; уйдя от жены, лишился «своего заведения» и оказался в ночлежке
В) БубновВ) был сторожем на даче в Сибири; ночлежка — один из пунктов его странствий
Г) из-за сестры «убил подлеца в запальчивости и раздражении», попал в тюрьму, после тюрьмы оказался в ночлежке
B17Столкновения между героями обнаруживаются с самого начала пьесы. Как называется непримиримое противоречие, лежащее в основе драматургического действия?
В19Установите соответствие между тремя основными персонажами, фигурирующими (упоминающимися) в данном фрагменте, и их афористичными высказываниями. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИВЫСКАЗЫВАНИЕ
А) ЛукаА) «А ниточки-то гнилые…»
Б) БубновБ) «Образование - чепуха, главное - Талант»
В) АктёрВ) «Че-ло-век! Это - великолепно! Это звучит… гордо!»
Г) «Мяли много, оттого и мягок…»
B20Развитие действия сопровождается чередованием реплик действующих лиц. Укажите термин, обозначающий такую форму художественной речи.
В21Кому из героев пьесы Максима Горького «На дне» принадлежит приведенные высказывания? «Человек - свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум…», «Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!», «Человек - выше сытости!..»
В22На известие о каком событии в пьесе Максима Горького «На дне» Сатин откликается: «Эх… испортил песню… дуррак!»?
B23Как называются устойчивые сочетания, характерные для речи Сатина, например, «дважды убить нельзя»?
B24Как в литературоведении называются имена героев, отражающие особенности их личности и характера?
Часть 3
и шите сочинение.
С1. Каково значение легенд о Ларре и Данко в рассказе М. Горького «Старуха Изергиль»?
С2. Какова роль природы в рассказе М.Горького «Старуха Изергиль»?
С3. Почему пьесу М. Горького «На дне» называют социально-философской драмой?
Контрольная работа по творчеству М.Горького. 11 класс.
Вариант 2
Часть 1
Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания B1-B 12.
Многие тысячи лет прошли с той поры, когда случилось это. Далеко за морем, на восход солнца, есть страна большой реки, в той стране каждый древесный лист и стебель травы дает столько тени, сколько нужно человеку, чтоб укрыться в ней от солнца, жестоко жаркого там.
Вот какая щедрая земля в той стране!
Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками.
Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел, спустившись с неба. Стрелы, пущенные в него мужчинами, упали, жалкие, обратно на землю. Тогда пошли искать девушку, но — не нашли ее. И забыли о ней, как забывают об всем на земле. <..> Но через двадцать лет она сама пришла, измученная, иссохшая, а с нею был юноша, красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. И, когда ее спросили, где была она, она рассказала, что орел унес ее в горы и жил с нею там, как с женой. Вот его сын, а отца нет уже; когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко в небо и, сложив крылья, тяжело упал оттуда на острые уступы горы, насмерть разбился о них…
Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холо д ны и горды, как у царя птиц. И разговаривали с ним, а он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными себе. Это оскорбило их, и они, назвав его неоперенной стрелой с неотточенным наконечником, сказали ему, что их чтут, им повинуются тысячи таких, как он, и тысячи вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если все чтут их — он не хочет делать этого. О!.. тогда уж совсем рассердились они. Рассердились и сказали:
— Ему нет места среди нас! Пусть идет куда хочет. (М. Горький, «Старуха Изергиль ».)
B1Какое литературное направление нашло воплощение в ранних произведениях М. Горького «Макар Чудра», «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике», «Старуха Изергиль» и т. д.?
B2Кто выступает повествователем в рассказе Максима Горького «Старуха Изергиль»?
В3На сколько частей композиционно делится повествование в рассказе Максима Горького «Старуха Изергиль»?
В4К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИЛИНИЯ СОПОСТАВЛЕНИЯ
А) ЛарраА) легендарный герой, спасший своё племя от гибели
Б) ДанкоБ) маленький турок, бежавший с Изергиль от отца
В) АркадэкВ) сын орла из легенды о наказанной гордыне
Г) гордый шляхтич, покоривший сердце Изергиль
B5В данном фрагменте изображено столкновение позиций героев. Выпишите термин, обозначающий такое столкновение в литературном произведении.
B6Каким термином обозначают какую-либо значимую подробность, важную для понимания цельного художественного образа (например, «холодные и гордые» глаза героя)?
B7Как называется средство художественной изобразительности, с помощью которого автор характеризует персонажей: «черноволосую и нежную, как ночь», «сильный, как сама она», «глаза, как у царя птиц»?
B8Определите, какой стилистический прием, свойственный поэтической речи, М. Горький использует в тексте: «И забыли о ней», «И, когда ее спросили», «И разговаривали с ним» и т. д.?
В9Кто в рассказе Максима Горького «Старуха Изергиль» произносит: «В жизни всегда есть место подвигам»?
B10Что выполняет роль обрамления в ранних рассказах М. Горького?
В11Какое преступление совершил герой рассказа Максима Горького «Старуха Изергиль» Лappa?
В12Какое изобразительно-выразительное средство использовано М.Горьким в словосочетаниях: «стрелы <...>жалкие», «солнца, жестоко жаркого», «могучее племя»?
Часть 2
Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания B1 3 -B2 4.
Лука (задумчиво, Бубнову ). Вот… ты говоришь - правда… Она, правда-то, - не всегда по недугу человеку… не всегда правдой душу вылечишь… Был, примерно, такой случай: знал я одного человека, который в праве д ную землю верил…
Бубнов . Во что-о ?
Лука. В праведную землю. Должна, говорил, быть на свете праведная земля… в той, дескать, земле - особые люди населяют… хорошие люди! друг дружку они уважают, друг дружке - завсяко-просто - помогают… и все у них славно-хорошо! И вот человек все собирался идти… праведную эту землю искать. Был он - бедный, жил - плохо… и, когда приходилось ему так уж трудно, что хоть ложись да помирай, - духа он не терял, а все, бывало, усмехался только да высказывал: «Ничего! потерплю! Еще несколько - пожду… а потом - брошу всю эту жизнь и - уйду в праведную землю…» Одна у него радость была - земля эта…
Пепел. Ну? Пошел?
Бубнов. Куда? Хо-хо!
Лука. И вот в это место - в Сибири дело-то было - прислали ссыльного, ученого… с книгами, с планами он, ученый-то, и со всякими штуками… Человек и говорит ученому: «Покажи ты мне, сделай милость, где л е жит праведная земля и как туда дорога?» Сейчас это ученый книги раскрыл, планы разложил… глядел-глядел - нет нигде праведной земли! Все верно, все земли показаны, а праведной - нет!..
Пепел (негромко). Ну? Нету?
Бубнов хохочет.
Наташа. Погоди ты… ну, дедушка?
Лука. Человек - не верит… Должна, говорит, быть… ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои - ни к чему, если праведной земли нет… Ученый - в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет. Ну, тут и человек рассердился - как так? Жил-жил, терпел-терпел и все верил - есть! а по планам выходит - нету! Грабеж!.. И говорит он ученому: «Ах ты… сволочь эдакой! Подлец ты, а не уч е ный…» Да в ухо ему - раз! Да еще!.. (Помолчав.) А после того пошел домой - и удавился!..
Все молчат.
Лука, улыбаясь, смотрит на Пепла и Наташу. (М. Горький, «На дне».)
B13Укажите жанр произведения, из которого взят фрагмент.
B14Во фрагменте изображено острое столкновение позиций героев. Как называется такое столкновение в произведении?
В15Установите соответствие между тремя основными персонажами, фигурирующими в данном фрагменте, и родом их занятий. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИРОД ЗАНЯТИЙ
А) ЛукаА) слесарь
Б) БубновБ) вор
В) ПепелВ) картузник
Г) странник
В16Где происходят события пьесы Максима Горького «На дне»?
B17Установите соответствие между тремя основными персонажами, фигурирующими в данном фрагменте, и их дальнейшей судьбой. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
ПЕРСОНАЖИДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА
А) ЛукаА) хотел бы иметь бесплатный трактир
Б) БубновБ) внезапно исчезает из ночлежки
В) ПепелВ) умирает от тяжелой болезни
Г) убивает хозяина ночлежки
В18На известие о каком событии в пьесе Максима Горького «На дне» Сатин откликается: «Эх… испортил песню… дуррак!»?
B19В своей речи Лука рассказывает о герое, который не участвует в действии. Как в литературоведении называется такой персонаж?
B20Из первой реплики Луки выпишите слово, повтор которого усиливает звучание главной темы фрагмента.
В21Кто из героев пьесы Максима Горького «На дне» считает, что «для лучшего люди-то живут, милачок! Вот, скажем, живут столяры и всё - хлам-народ… И вот от них рождается столяр… такой столяр, какого подобного и не видала земля, - всех превысил, и нет ему во столярах равного. Всему он столярному делу свой облик дает… и сразу дело на двадцать лет вперед двигает… Так же и все другие… слесаря, там… сапожники и прочие рабочие люди… и все крестьяне… и даже господа - для лучшего живут! Всяк думает, что для себя проживает, ан выходит, что для лучшего! По сту лет… а может, и больше - для лучшего человека живут!»?
B23Какая сцена является завязкой внутреннего конфликта в пьесе М. Горького «На дне»?
B24 Судьба кого из героев пьесы сложится трагически?
Часть 3
Прочитайте внимательно предложенные темы творческих работ С1-С3. Выберите только одну и нап и шите сочинение.
С1. Каково значение образов-символов в рассказе М. Горького «Старуха Изергиль»?
С2. Каковы представления о «правде и лжи» героев пьесы М. Горького «На дне» Луки и Сатина?
С3. Портрет одного из босяков, героев пьесы М.Горького «На дне».
